Сверх того

Всего статей в разделе: 37
03.03.2017
Просмотров: 942

Нет, весь я не умру...

Кайрат Жанабаев к. филол. наук, доцент кафедры КаЗНУ имени аль-Фараби

Нет, весь я не умру… Жақсының аты өлмейді. Ғалымның хаты өлмейді. Бұқар жырау Он не любил зиму, зимнее время года... С ней у него были связаны самые неприятные воспоминания. Он любил жизнь в ее полноте, свете, цветении, потому что сам был очень солнечным человеком.

Едыге Турсунов родился 10 августа 1942 в Актюбинске, в многодетной семье. Это было суровое время. Шла война. Продолжались репрессии, преследовались лучшие умы казахской интеллигенции. В угоду господствующему политическому режиму менялись ценностные приоритеты. С самого рождения на судьбе будущего ученого отразилась народная история, ее мрачные страницы, ее светлые взлеты. Как и всякий казахский род, воспитанный на древних традициях, Турсуновы (Абеновы) бережно хранили и передавали от поколения к поколению, из уст в уста, свои удивительные семейные хроники, легенды, сокровенные шежіре (устные истории родов и племен). Эта устная традиция привила любовь мальчика к слову, истории, чистым родникам народной культуры. Из этих историй стало известно, что род Турсуновых до революции отличался очень знающими и высокообразованными людьми. Некоторые из них хорошо владели не только арабской грамотой, но и русским языком и культурой, к которым их приобщали ссыльные русские демократы XIX века. Все богатство рода Турсуновых было бессмысленно уничтожено во время раскулачивания, голода и беспощадной классовой борьбы в ауле, а еще через некоторое время расстрелу подвергся и сам их аул. Спешно пришлось покинуть родной край. Бегство целого рода с родных кочевий – типичный для того времени случай. Подобные скитания казахских аулов ярко описаны в романе С. Елюбаева «Ақ боз үй». Но история – удивительная вещь. Во избежание зоркого ока ретивых активистов, недремлющих чекистов и многочисленных завистников семья изъездила всю Среднюю Азию. За годы преследований и скитаний одаренный от природы юноша познал много языков, культур, традиций, религий, глубоко постиг мировоззрение народов Средней Азии. И теперь детство, отрочество и юность мальчика были полны не только тревог. Быть может, здесь дал завязь первый живой интерес к этнографии, фольклору, истории и искусству разных народов. Так, в скитаниях и познании мира, прошла юность казахского гения.
Молодость его совпала с расцветом и быстрым подъемом казахского национального самосознания шестидесятых-семидесятых годов. Овеянные смелыми и чистыми романтическими настроениями, эти годы были временем предчувствия важных исторических перемен. Это была краткая, но благодатная пора политической оттепели, пора возврата к своим истокам, определения берега, расстановки ценностных ориентиров. Развенчание культа личности привело к ослаблению политического режима. В 1962 году семья Турсуновых вернулась в Казахстан, в столицу республики Алма-Ату. С политической реабилитацией первых казахских общественных деятелей и писателей выявилась и потребность в диалоге с предшествующей интеллектуальной традицией начала ХХ века, выразителями которой в холодные годы тоталитаризма оставались М.О. Ауэзов, Е. Бекмаханов, А. Маргулан, Б. Момышулы, К. Сатпаев и многие другие честные сыны казахского народа. Они были «носителями тайной свободы в условиях политической несвободы» (В. Бадиков). Носителем тайной свободы был и доктор Д. Турсунов, отец будущего ученого, профессор одного из алма-атинских вузов. Впервые из его уст юноша услышал удивительные по красоте, запрещенные режимом стихи лучшего из поэтов начала ХХ века, Магжана Жумабаева. Ключевую роль в истории науки 60-70-80-х годов сыграл первый руководитель республиканской коммунистической партийной организации Казахстана Д.А. Кунаев. Он всячески поддерживал и развивал национальную науку и республиканские кадры. Отправлял молодежь на учебу в Москву, Ленинград, в другие крупные вузы союзного значения. И какими бы трудными путями не шла к свету, к осознанию своей природной самоценности казахская наука, в самые трудные моменты ее истории на помощь ей всегда приходил Д.А. Кунаев. Спокойный и дальновидный, он поддерживал любые прогрессивные начинания, все то, что работало на пользу стране и обществу. И часто брал на себя политическую ответственность. В пору его руководства республикой в обществе шел напряженный процесс осмысления прошлого и настоящего казахской культуры. Это привело к яркой вспышке в шестидесятые годы блистательной плеяды интеллектуалов, вдохновленных идеями А.Г. Медоева, М.М. Ауэзова, О.О. Сулейменова. Безусловно, движение «Жас Тұлпар» возникло как культурная перекличка с предшествующей национально-освободительной, литературно-просветительской, педагогической традицией начала ХХ века. Наука быстро и решительно освобождалась от шор, мифов и стереотипов. «Тогда важно было разбить идеологические стереотипы времени, – пишет культуролог М.М. Ауэзов, – комплекс национальной неполноценности, поддерживающийся идеологическим аппаратом, вернуть чувство собственного достоинства, уважения к своей земле, к своей истории» [1, 4]. С такой заявкой на полноценное и достойное признание казахской национальной культуры, определением ее реального места в общемировом научном процессе, в общечеловеческом искусстве, в общественно-политическом сознании выступил «Жас Тұлпар» – первая ласточка казахской независимости. Ярчайшим событием в советской фольклористике и тюркологии конца 60-х – начала 70-х годов стали статьи «Ослепление циклопа» и «О грифах, стерегущих золото» еще совсем молодого Е. Турсунова. В это время он, один из лучших выпускников КазПИ имени Абая, ленинский стипендиат, уже работал в Институте литературы и искусства имени М.О. Ауэзова АН КазССР под руководством известного фольклориста Н.С. Смирновой. Это была первая смелая постановка вопроса о тюрках, их важной роли в формировании истоков мирового эпического искусства. Впервые после Г.Н. Потанина, исследователя середины XIX века, в науке была уверенно и достойно показана значимость тюркских мифологических мотивов, сюжетов и образов, лежащих в основе всемирно известных древнегреческих поэм. Впервые было продемонстрировано такое большое количество самых разнообразных методов научного исследования фольклора. Эти глубокие и яркие статьи получили признание ученых с мировым именем, и, являясь образцом подлинно научной классики, стали отныне достойно представлять казахскую фольклористику на просторах Союза. В начале 70-х годов во всесоюзных и республиканских научных и педагогических журналах друг за другом начали выходить теоретические работы ученого о казахском фольклоре, об устной индивидуальной поэзии. Безусловно, каждая из них была новейшим словом в познании фольклора. Какого бы жанра не касался молодой ученый, осмысление его всегда отличалось свежестью и смелостью идей, лучшей, самой передовой по тем временам, методологией исследования, как советской, так и зарубежной. Об этом ярко свидетельствуют многочисленные ссылки, отправляющие нас к немецким, французским, американским источникам, не говоря уже о том, что сам автор до своей трагедии все научные труды писал на двух языках: казахском и русском. Его публикации неизменно вызывали в обществе бурное волнение, неоднозначные оценки, зависть. Это был взлет! Работы молодого гения в те годы публиковались в самых престижных журналах страны, таких как «Советская этнография» и «Советская тюркология», ведущих республиканских и отечественных журналах. Уже сотрудник Института литературы и искусства имени М.О. Ауэзова, он читал превосходные лекции, вел практические занятия в разных вузах Алма-Аты. Многие из его слушателей того времени с любовью, восхищением и благодарностью вспоминают блестящие лекции по казахскому фольклору молодого аспиранта. Они читались всегда в неизбежном сравнении и сопоставлении, легко, с юмором, иронией. И теперь, в его изложении, казахская устная культура предстала вдруг совершенно в новом свете: бесконечно богатой, полноценной, самобытной, удивительно безграничной. После защиты и выхода в свет монографии «Генезис казахской бытовой сказки» (1973 г.) авторитет его в науке был неколебим. Имя молодого ученого уже хорошо знали такие крупные звезды мировой и отечественной науки, как Б.Н. Путилов, Е.М. Мелетинский, И. Земцовский, А. Сиккалиев, Шаракшинова, Г.Д. Санжеев, многие другие знаменитые исследователи, с которыми он вел активную научную переписку и участвовал на совместных всесоюзных конференциях. Ему открылся весь Советский Союз. Он изъездил не только Среднюю Азию, но всю страну, весь тюрко-монгольский мир. И теперь это не были годы страха, гонений и скитаний. Это были лучшие годы, годы экспедиций, встреч с выдающимися учеными, годы острых споров и дискуссий, яркая, полная научного романтизма, жизнь, всецело отданная любимому делу, изучению фольклора. Все лето, весь свой отпуск он теперь проводил в экспедициях. Он любил жизнь, любил лето и солнце! И это были самые солнечные годы в его многотрудной, трагической и подлинно героической судьбе. Однажды, где-то в начале 2000-х годов, он очень скромно показал мне старую, потрепанную праздничную открытку от Е.М. Мелетинского с поздравлением и краткой научной припиской ученого о какой-то проблеме. И с грустью добавил, что профессора Москвы приглашали его в союзный центр, на работу, в Москву, но он отказался. Нет, он не жалел об этом. Он был просто мудр. В те, золотые, годы расцвета его славы он был гордостью и знаменем нашей науки. Фольклорист, историк, тюрколог, лингвист, литературовед, он великолепно знал как тюркскую руническую письменность, так и арабское письмо. Он переводил с любых тюркских языков и цитировал в работах тюркоязычных авторов. Безусловно, он был лучшим знатоком палеолита и палеолитического искусства. Поэтому его так любили художники и искусствоведы. Нет, он не был участником движения «Жас Тұлпар», он был сподвижником, активным их сторонником, выразителем их свободолюбивых идей. Художественные и научные достижения всех интеллектуалов этого движения всегда отличались остротой и глубиной проблем, смелыми подходами в осмыслении судеб нации, казахской национальной культуры. Вполне справедливо замечание одного из лидеров «Жас Тұлпар»: «это движение не было случайностью». Исторически обусловленное, социально востребованное, интеллектуально осмысленное и обоснованное, лично трагически пережитое каждым из участников, это движение стало сознательным гражданским актом отторжения их научной и гражданской позиции от невежества, лицемерия, недоговаривания, прямого искажения и воинствующего примитивизма в науке. Это был решительный поворот к подлинным ценностям и начальным основаниям народного духа. Таким решительным поворотом в осмыслении культуры стал сборник, вышедший поздней зимой 1975 года, «Кочевники. Эстетика», – небольшая по объему книга холодного времени застоя. И само издание этой книги, и открытая нравственная позиция ее авторов, среди которых был и Е. Турсунов, подверглись «серьёзным испытаниям» (М.М. Ауэзов). Тоталитарный режим никогда не ослаблял своего внимания, лишь на время разжимая острые когти. Но уже «яснее, чем когда то ни было прежде, в современном казахском общекультурном процессе обозначились тенденции национального самоутверждения, – пишет один из авторов книги. – Созрела и стала вполне очевидной мысль, что отказ от исторических корней, нигилистическое отношение к духовной традиции губительны для национальной культуры не в меньшей мере, чем самоизоляция и замкнутость» [2, 33]. Несмотря на то, что 70-е годы охарактеризованы как «мрачные» и «застойные», они стали временем самых ярких открытий в гуманитарной и художественной сфере: «АЗиЯ» О.О. Сулейменова, «Генезис казахской бытовой сказки» и «Происхождение древних типов носителей…» Е.Д. Турсунова, смелые эксперименты М. Кисамединова, С. Айтбаева, другие ярчайшие события в науке и искусстве. Быстро пролетела политическая оттепель с ее ярким блеском национально-героического романтизма шестидесятников. Началось идеологическое закручивание гаек. Режим вновь усилил свое давление. Но и в эти холодные годы подвижники культуры, искусства, науки и свободы оставались приверженцами демократических ценностей, «сокрытым двигателем» (А. Блок) национального духа и гражданского самосознания в тоталитарной стране. И теперь думается: если бы такое общественное движение происходило в Германии, то это его немецкие историки, конечно, соотнесли бы с движением «Бури и натиска», а если во Франции, то с деятельностью просветителей, интеллектуально подготовивших Великую Французскую Революцию. Но здесь время иное, страна – иная, оценки исторических явлений – запоздалые, неточные, приниженные. И «времена не выбирают. В них живут и умирают…», – сказал поэт. А в то, коварное время, сұм дүние, надо было не только творить, но и бороться за национальное достоинство, за себя, за товарищей. И здесь нельзя не отметить той исключительно важной роли в политической судьбе лидеров и самого движения «Жас Тұлпар», которую и как руководитель, и как человек сыграл Д.А. Кунаев, личность, несомненно, выдающаяся в истории Казахстана. В час, когда над участниками движения «Жас Тұлпар» нависла реальная угроза, он спас их от травли, от идеологической расправы, взяв на себя политическую ответственность. Таков был конец оттепели, а казахская эпическая память прекрасно знает, что такое оттепель в середине зимы, и что за ней последует…

После мгновенного, яркого ее проблеска жастулпаровцы и их сторонники, подверглись жесткому контролю, сильному идеологическому давлению. Отсюда ясно, насколько сложно было пройти обсуждение в диссовете, сколь ни блистательна была твоя докторская, насколько сложно дойти до защиты молодому таланту, признанному лидеру отечественной науки. А ведь и вторая диссертация ученого «Қазақ халық ауыз әдебиетін жасаушыр байырғы өкілдері», как и первая его монография, «Генезис казахской бытовой сказки», труд, безусловно, высокого, мирового научного значения и качества. И об этом мы еще скажем отдельно. До подлинного понимания сути этой монографии едва ли дотягивали все те, кто обсуждал ее. А если и дотягивали, то в страхе от зияющей интеллектуальной глубины, от титанической дерзости взывающего в диссертации научного диалога они предпочли промолчать в самый ключевой момент, когда решалась ее научная судьба: Стойте, стойте, куда вы бежите?! Прогоните свой страх! Поддержите его, поддержите: он – прав! Проявите решимость – Не останется он в долгу! Так проходят коллеги проверку на вшивость в любом ГУ. писал тогда современник. Около десяти раз его не допускали до обсуждения. То в монографии отсутствовали выдержки из марксизма и ленинизма. То в ней усматривали отсутствие классового подхода и идеализацию прошлого. То она не соответствовала шифру специальности. То, уже одобрив, вдруг получали неукоснительный приказ сверху, все обсуждение «заворачивая» назад. Так или иначе, но Е. Турсунова не допускали к защите докторской диссертации. И не допустили... Впоследствии, в наших долгих беседах, Учитель с грустью вспоминал тот страшный и унизительный период борьбы с идеологией, с бюрократией, со своими завистниками. Он мудро простил всех своих обидчиков, положившись на волю Неба. Ни на кого и никогда не таил он злобы. Завистники, невежественные души – эти «серые сволочи!» (как сказал поэт) – мстили ему за его страстный, пламенный ум, за его прямое и твердое, пусть порой резкое и беспощадное, но точное и острое слово. Совершенно еще не ясно, что на самом деле произошло... Была ли это авария, или чье-то низкое дело…
80-90 гг. О своей трагедии он поведал в книге «Арт-Атмосфера Алма-Аты» [3, 40], и сейчас мне больно и трудно писать об этом ужасном событии в жизни моего Учителя, тем более, что все покрыто мраком неизвестности, до конца ничего не ясно, ни в лицах, ни в конкретных фактах: была ли это автокатастрофа? Одни предположения... Да, он не любил зиму, зимнее время года... С ней у него были связаны самые неприятные воспоминания. Он любил жизнь в ее полноте, в свете, в цветении, потому что сам был очень солнечным человеком.

80-е годы – бурное развитие художнического самосознания по всей Советской стране: андерграунд выходит на улицы, заявляет о себе невероятно огромное число талантливых художников, поэтов, скульпторов, архитекторов. «Время перестройки дало понимание свободы, – говорит известный искусствовед Б. Аманжол. – 80-е годы до декабрьских событий – это довольно уютное время. И все же мы как бы были в резервации. Государство кормило, но при этом были идеологические рамки, которые сковывали [4, 4]. Искусствоведы того времени фиксируют, «в Алма-Ате прошли знаковые выставки «Алуан-Алуан» в музее, И. Юферова сделала «Дорогу к Храму» и «Перекресток» в ДХВ, в подвале нынешнего «Арт и Шок» экспонировали свои безумства «Зеленые треугольники». С. Маслов, Г. Трякин, Шай-Зия сделали в помещении Немецкого театра выставку авангардистов», а неукротимый бунтарь Шай-Зия призывал народ на «защиту художников» [5, 6]. Это было время хиппи, «Битлз», «Пинк Флойда», ощущение, что свобода в нас самих. Потому и случились декабрьские события. Потом страна обрела независимость. Летом 1993 года я встретился с будущим моим другом, старшим товарищем, мудрым Едыге Турсуновым. Познакомила нас ученый, автор книги «Космос казахской культуры», Женискуль Карагузова, прекрасный исследователь и добрейшей души человек. Еще в студенческие годы, проводя долгие месяцы в библиотеке имени А.П. Чехова, я прочел его чудный «Генезис…», а затем – всё, что было им написано. Пораженный прочитанным, я долго сидел в тот вечер, до самого закрытия библиотеки, пытаясь представить себе этого ученого. Мне он мнился большим, высоким, совсем не таким, каким я увидел его позже, солнечным летом, на даче. Он оказался небольшого роста, подтянутый, загорелый, очень простой и веселый. Он тогда еще очень плохо говорил и ничего не мог вспомнить из прошлого. И ему, как ученому, просто необходимо было общение. Ему надо было разговориться, восстановить многие научные факты, жизненные подробности после ужасной трагедии. Он говорил мало, сильно заикаясь, но главное – он был физически активен, много и быстро ходил пешком, любил физический труд, свежий дачный воздух, всякое полезное дело: собирать фрукты, копаться в саду, в огороде. Он очень любил жизнь. Я обратил внимание на его огромную библиотеку, а он не без сожаления ответил, что в годы молодости она была еще больше и что у него была когда-то прекрасная фонотека народных исполнителей, ценные магнитофонные записи материалов фольклорных экспедиций. И вот он вышел из небытия. Так легко и свободно выходит долгожданное солнце из затянувших небо туч. Уже с 1994 года он вновь начал регулярно из номера в номер публиковать свои научные статьи в республиканских газетах и журналах: «Ай» (редактор М. Кожахметова) и «Дидар». Публикации нужны были ему как для защиты докторской диссертации, так и для восстановления в науке своего имени. Он героически преодолевал свое забвение, неуклонно и упрямо вновь и вновь шел к свету науке. И все, кто читал его статьи, понимали, что это – невероятный труд, это – подвиг ученого, что это – сплав железной воли и пламенной мысли ученого-героя. Понимая, что пережил этот великий человек, видя непреходящую ценность его работ, по-человечески проникаясь к нему сочувствием и любовью, все шли навстречу к нему. Он был согрет поистине народной любовью. Это был народный ученый. В те годы он уже снова выступал на конференциях. Это было самое волнующее в науке событие. Всемерно его дальнейшему научному восстановлению способствовали десятки и сотни людей, благодаря содействию которых, он вновь включился в широкий научный диалог, стал посещать творческие и научные мероприятия, широко и активно публиковался в печати. В 2001 году выходит новая монография «Коркыт. – Истоки тюркского мифа». В нем впервые наиболее подробно ученым рассмотрены два аспекта развития эпосогенеза, специфические проблемы формирования тюркского эпического жанра в духе новых для фольклористики теорий. В 2003 году он, благодаря своим коллегам по Институту, которые его еще хорошо знали, он подготовил к защите свою заветную диссертацию «Древние типы носителей казахского фольклора (генезис и типология)». 13 июня 2003 года он успешно защитил ее. С этого времени доктор филологических наук Е. Турсунов из номера в номер публикует свои материалы в самых лучших журналах Алма-Аты: «SHAHAR-Культура» (куратор Л. Уразбекова), «Тамыр» (редактор А. Кодар), «Рух-Мирас» (редактор З. Наурзбаева), «Айт» (редактор А. Мухамбетова), в газетах «Новое поколение», «Казахстанская правда» и т.д. В 2004 году нами была совместно написана поэма «Звездная Песнь Серебристой волчицы». Отдельные ее главы публиковались в журнале «Рух-Мирас». Летом 2010 года она получила II место в конкурсе на лучшее произведение для детей и юношества. В последние годы он посещал всевозможные конференции, семинары («Тюркский семинар» Х. Омаров), научные сообщества «Дала-Рух» (Арман Нурмаганбетов), писал научные рецензии, давал консультации, всегда помогал талантливой молодежи. И творческая молодежь очень любила его и тянулась к нему. Помню последнее его выступление в Музее имени А. Кастеева, на презентации книги «Арт-Атсмосфера Алма-Аты» Зитты Султанбаевой. Он и там был учителем жизни, скромным, мудрым, светлым, немногословным. Помню, как мы приходили в галерею «Көксерек» (К. Ибрагимов, Сенби, Е. Мельдебеков), как восхищенно он отзывался о работах тогда еще молодого историка Ж. Байжумина. Очень высоко ценил он идеи Серикбола Кондыбая, и, хотя не всегда разделял его точку зрения по тем или иным вопросам, всячески поддерживал его героический научный талант. Об этом мы еще напишем отдельно. Е. Турсунов был и остается на сегодня одним из основных участников научного Проекта МОН РК «Комплексное изучение института жырау XV-XVIII веков: статус, функции, культура, мировоззрение». В рамках проекта он успел закончить свою монографию. Он также один из инициаторов Проекта по подготовке и изданию двухтомника «Словарь тюркской мифологии», поэтому при первой же возможности мы постараемся реализовать этот проект, учитывая громадный опыт и инициативу великого и скромного труженика нашей науки. И теперь, в силу исключительной значимости двух монографий «Генезис казахской бытовой сказки» и «Происхождения…», имеется острая необходимость в их издании на казахском языке. Необходимо также издание Полного Собрания Сочинений Е. Турсунова на русском, казахском и английском языках. Сейчас готовится Полное Библиографическое описание трудов ученого, научная биография и поэма «Звездная Песнь Серебристой волчицы»… Да, он не любил зиму, зимнее время года... С ней у него были связаны самые неприятные воспоминания. Он любил жизнь в ее полноте, в свете, в цветении, потому что сам был очень солнечным человеком. Сумрачным днем, 24 декабря, 2016 года он покинул нас.

Смерти нет. Есть ответ в том мире за все наши деяния – плохие и хорошие. И не важно, будь это христианский, мусульманский или мир аруахов, наших родовых покровителей. Совесть, по мнению Шакарима, нужна и на этом свете, и на том. На этом – чтоб жить достойно, на том – чтоб держать ответ. Эта идея нашла свое полное воплощение в научном подвиге Е. Турсунова. Весь его ум, его душа, талант теперь в его статьях, монографиях, крупных диссертационных исследованиях... Нет, он, конечно, не умер? Он был скромным: никому не принес он зла, жил для народной пользы, пламенно любил науку, нигде не выставляя своих заслуг. И народ любил его. Поэтому народ объял ученого своей любовью, согрел его в последние, солнечные годы. Так народ любил своих великих и скромных учителей: Эзопа, Сократа, аль-Фараби, Омара Хайяма, мудрых сынов казахского кочевья, давших нам, потомкам, образ правильной и достойной жизни на быстролетящей Земле! Список цитируемой литературы: 1 Ауэзов М.М. Цитируется по изданию: «Арт-Атмосфера Алма-Аты. // Составитель З. Султанбаева. – Алматы: ТОО «Servis Press, 2016. – 400 с. 2 Ауэзов М.М. Энкидиада: к проблеме единства миров кочевья и оседлости. В кн.: Эстетика. Кочевники. Алматы: Ғылым, 1993 г. – стр. 33. 3 Турсунов Е.Д. Вспомнить все. Цитируется по изданию: «Арт-Атмосфера Алма-Аты. // Составитель З. Султанбаева. – Алматы: ТОО «Servis Press, 2016. – 400 с. 4 Б. Аманжолов. Цитируется по изданию: «Арт-Атмосфера Алма-Аты. // Составитель З. Султанбаева. – Алматы: ТОО «Servis Press, 2016. – 400 с. 5 Ибраева В. Цитируется по изданию: «Арт-Атмосфера Алма-Аты. // Составитель З. Султанбаева. – Алматы: ТОО «Servis Press, 2016. – 400 с.

Д.А. Кунаев и развитие гуманитарной науки в 60-70-е годы В статье говорится о ключевой роли в истории гуманитарной науки яркого государственного деятеля, первого руководителя коммунистической партийной организации в Казахстане в 60-70-80-е годы Д.А. Кунаева. Показано, какими трудными путями развивалась гуманитарная наука, стремившаяся к высвобождению от идеологических шор и стереотипов. Центральное место в истории гуманитарной науки занимает интеллектуально-просветительская деятельность молодых участников движения «Жас Тұлпар». Особо подчеркнуто, что в самый сложный его период на помощь движению приходил мудрый руководитель республики Д.А. Кунаев, что он всегда поддерживал прогрессивные начинания, всё то, что работало на пользу обществу. Авторы статьи раскрывают ключевую роль первого руководителя в развитии гуманитарной науки 60-70-х годов. Руководство Д.А. Кунаевым республикой совпало не только со временем мрачного застоя, но и с расцветом и быстрым подъемом казахского национального самосознания шестидесятых-семидесятых годов. Разумеется, этот общественно-исторический процесс развивался объективно. Он никак не зависел от воли отдельной личности. Но как первый руководитель, и как гражданин Д.А. Кунаев сыграл важную роль в судьбе лидеров и самого движения «Жас Тұлпар». Овеянные смелыми и чистыми романтическими настроениями, 60-70-е годы были временем предчувствия в обществе важных исторических перемен. Это была краткая, но благодатная пора политической оттепели, пора возврата к своим истокам, определения берега, расстановки ценностных ориентиров. При Д.А. Кунаеве в обществе происходил напряженный процесс осмысления прошлого и настоящего казахской культуры, поиск исторических путей национального самосознания. Это привело к яркой вспышке в шестидесятые-семидесятые годы великолепной плеяды интеллектуалов, вдохновленных идеями А.Г. Медоева, М.М. Ауэзова, О.О. Сулейменова. Безусловно, движение «Жас Тұлпар» возникло как культурная перекличка с предшествующей национально-освободительной, педагогической и литературно-художественной традицией лидеров Алаш. Наука быстро освобождалась от шор, мифов и стереотипов. «Тогда важно было разбить идеологические стереотипы времени, – пишет культуролог М.М. Ауэзов, – комплекс национальной неполноценности, поддерживающийся идеологическим аппаратом, вернуть себе чувство собственного достоинства, уважения к своей земле, к своей истории» [1, 4]. С такой заявкой на полноценное и достойное признание казахской национальной культуры, определением ее реального места в общемировом научном процессе, в общечеловеческом искусстве, в общественно-политическом сознании выступил «Жас Тұлпар» – первая ласточка казахской независимости. Именно в это время в советской фольклористике и тюркологии конца 60-х–начала 70-х годов публикуются блистательные статьи – «Ослепление циклопа» и «О грифах, стерегущих золото» – молодого ученого Е. Турсунова. Это была первая смелая постановка в советской гуманитарной науке вопроса о тюрках (казахах), их исторической роли в формировании мирового эпосогенеза. Впервые после Г.Н. Потанина, ученого-фольклориста середины XIX века, в казахской науке так достойно и уверенно была поднята значимость тюркских мифологических мотивов, сюжетов и образов для мирового эпоса. Впервые в казахской советской науке было продемонстрировано такое большое и живое разнообразие новейших национальных, российских и европейских методов научного исследования фольклора. Эти статьи получили признание самых авторитетных ученых с мировыми именами, ярко представили казахскую фольклористику на просторах Союза, стали блестящим образцом подлинно научной фольклористической классики. Истории предстоит оценить новаторскую роль и научную смелость подвижников движения «Жас Тұлпар»: художественные и научные работы их отличались широким демократизмом, остротой и глубиной решаемых проблем, новыми подходами в осмыслении судеб национальной культуры. Такими были С. Акатаев, С. Айтбаев, М. Ауэзов, Б. Каракулов, А. Мухамбетова, К. Нурланова, С. Санбаев, М. Сембин, Т. Сулейменов, М. Татимов, Э. Шакенова и другие талантливые художники и ученые, которых в самую трудную минуту поддержал Д.А. Кунаев. Справедливо замечание одного из лидеров «Жас Тұлпар»: это движение не было случайностью. Исторически обусловленное, социально востребованное, интеллектуально осмысленное и обоснованное, лично трагически пережитое каждым из участников, это движение стало сознательным гражданским актом отторжения их научной и гражданской позиции от невежества, лицемерия, недоговаривания, прямого искажения и воинствующего примитивизма в науке. Это был кардинальный поворот к подлинным ценностям и начальным основаниям народного духа. Думается, это понимал и сам Д.А. Кунаев, всегда поддерживавший все, что шло на пользу обществу. Резким поворотом в осмыслении культуры стал сборник, вышедший в 1975 году, «Кочевники. Эстетика», – небольшая по объему книга времени мрачного застоя. И само издание этой книги, и открытая нравственная позиция ее авторов подверглись «серьёзным испытаниям». Стоит сказать, что тоталитарный режим никогда не ослаблял своего внимания, лишь на время разжимая острые когти. Но шестидесятниками уже твердо и бесповоротно были расставлены ценностные координаты: «Яснее, чем когда то ни было прежде, в современном казахском общекультурном процессе обозначились тенденции национального самоутверждения, – пишет один из авторов книги. – Созрела и стала вполне очевидной мысль, что отказ от исторических корней, нигилистическое отношение к духовной традиции губительны для национальной культуры не в меньшей мере, чем самоизоляция и замкнутость» [1, 33]. Несмотря на то, что 70-е годы охарактеризованы как «застойные», это было время самых ярких открытий в гуманитарной сфере. Безусловно, это «Азия» О.О. Сулейменова, о которой нужен отдельный разговор. Вся страна хорошо знает о роли Д.А. Кунаева, защитившего в то время молодого гениального поэта. Но не все знают, что Д.А. Кунаев помог в свое время и другому крупному ученому, талантливому методисту, автору комплексно-концентрической системы преподавания русского языка в национальных школах Даригулу Турсунову, также испытывавшему большие сложности и неудобства во взаимоотношениях с идеологическим аппаратом. Да, Кунаев всегда поддерживал таланты и науку. Быстро пролетело время политической оттепели, с ее ярким блеском национально-героического романтизма молодых казахских интеллектуалов-шестидесятников. Началось закручивание гаек. Политический режим усилил давление. И пусть в 70-е годы уже не так были многочисленны эти подвижники культуры, искусства, науки и свободы, но, предвестники нашей сегодняшней независимости, они до конца оставались приверженцами демократических ценностей, «сокрытым двигателем» (А. Блок) национального духа и гражданского самосознания в тоталитарной стране. Думается, если бы такое общественное движение происходило где-нибудь в Германии, то это его немецкие историки соотнесли бы с движением «Бури и натиска», а если во Франции – то с деятельностью просветителей, интеллектуально подготовивших Великую Французскую Революцию. Но время здесь иное, страна – иная, оценки исторических явлений – запоздалые, неточные, приниженные, искаженные. «Времена не выбирают. В них живут и умирают…», – сказал поэт. А в коварное время, сұм дүние, надо было не только жить и творить, но и бороться за национальное достоинство, за себя, за товарищей.
После мгновенного и яркого революционного блеска все жастулпаровцы и их сторонники подверглись жесткому контролю, сильному идеологическому давлению. О полном уничтожении тиража «Кочевники. Эстетика» свидетельствует бывшая переплетчица в издательстве «Наука» Серикбаева Куляйхан Алимжановна [3]. «После окончания школы я устроилась на работу переплетчицей в издательство «Наука». В 1975 году, при мне был подготовлен отпечатанный, переплетенный и упакованный в пачки весь тираж книги «Эстетика кочевья», который ждал отгрузки на склады издательства, а затем – в книжные магазины. Но однажды утром пришло несколько человек, под молчаливым наблюдением которых, выполняя приказ нашего начальства, мы стали крошить книги на бумагорезательной машине. Никто не знал, что это за люди, однако мы сообразили, что они «оттуда», но спрашивать не решались. Все догадывались, что в книге есть что-то запрещенное, чего опасаются власти. Хотелось выкрасть книгу и прочитать, чтобы узнать, что там крамольного, но я побоялась людей, от которых веяло каким-то холодом. И отказалась от этой опасной мысли, успокоив себя тем, что в шкафах у нас лежали бесхозные бракованные экземпляры, которые можно забрать домой. Очень уж хотелось прочитать. Однако, «люди в гражданском» тщательно обыскали все помещение и отправили под нож и бракованные экземпляры».Запрет на распространение уже вышедшей из типографии книги завершился глубоко символично, – замечает автор. – Весь тираж пошел под нож бумагорезательной машины марки «Гильотина». Когда встал впрямую вопрос о политической расправе над участниками движения, Д.А. Кунаев проявил свою мудрую волю. Он просто не дал больно ретивым чиновникам от идеологического аппарата воспользоваться своими суровыми технологиями и цепкими ресурсами.
Вот почему движение «Жас тұлпар», романтиков-шестидесятников – не историческая случайность. Это – борьба. Это – мужественный вклад казахской интеллигенции в общую историю гражданства и права, в историю нашей страны, нашей науки, свободы и независимости. И немаловажная заслуга в развитии этой свободы и гуманитарной науки принадлежит замечательному сыну народа, Д.А. Кунаеву Ведь сказал поэт, обращаясь памятью как к интеллектуалам-шестидесятникам, так и с горечью – к своим, легковесным в высказываниях, современникам: Опьянившая вас Свобода не с неба спустилась к вам – как выстраданная народом память лучшим сынам!